О преславная Нарова, почитаема ото всей населной братии нашей
И славиласе ими зело и славити ся имущей.
О преславная Нарова, от твоего недра изято бе страшнаго бога
Изволением на пищу плоти человечестей.
О преславная Нарова, имя твое Нравленное, от езера исходимое
И до моря врыскаючи, смещался недра твое, племя мое.
О преславная Нарова, аще забудем тебя, егда изведени
С плачем и воплем многим, их срамляютсе суседи наши зрети
Ны в толиком смирении и бесъчестьи и срамоте.
О преславная Нарова, тебе страшный бог увеличил богатством недр и плоти нашей и к воспитанию царем и владыкам богатым
и малым всем удоволися.
О преславная Нарова, слава твоя помолчала. В недре твоем уселися населницы, нищетуют нищетующе с погибелью.
О преславная Нарова, струя твоя яснейшая, по ней же поползая жен плачивыя сетующе в погибели велицей, назирающе мужа, от нея же разлучися з бесчестием.
О преславная Нарова, возвеличим господа с нами, ибо той содетел наш и крепост и сила и слава наша и величество и избавление
и наставник и похвала и содержител, слава тебе.
О преславная Нарова, свидетеля тя имеем. Но господь наказа мя разумети свое величество. Хвалю тя безначалный боже.
Леонтий Петрович Белоус, (автор первого сохранившегося стихотворения на русском языке об Ингерманландии «Плач о реке Нарове», был родом из самого зажиточного русского купеческого семейства в Ингерманландии. Скорее всего, он родился уже после 1640 года в Ивангороде на территории шведской Ингерманландии. Его дед, Павел Леонтьевич, равно как и дядя Яков Павлович Белоус, были из тех немногих, кто задавал тон церковно-приходской жизни в Ивангороде. В 1648–49 гг. Население Ивангорода, целиком и полностью русского города, переходит к тогда строящемуся нарвскому предместью, в связи с чем оно теряет часть своих привилегий. Вместе с тем русские посадские люди подвергаются клеветам и противодействию со стороны бюргеров Нарвы. Когда в 1656 году русские войска напали на Ингерманландию, выяснилось, что дядя Леонтия имеет тайные связи по церковным вопросам с митрополитом Новгородским; тем временем новый генерал-губернатор, подозрительно настроенный к русским, поддавшись настрою нарвских обывателей, начинает опасаться, что полуподпольный церковный совет, куда входили Павел и Яков Белоусы, и который всё чаще и чаще устраивал ночные собрания в церкви и школе, может оказаться пятой колонной в городе. Без основания губернатор видит в переписке Якова Белоуса одну из причин русского нападения, обвиняя его в «погублении тысячей душ». Членов совета схватили и 9 августа 1656 года выслали в Стокгольм вместе с некоторыми другими влиятельными гражданами, в том числе и с Петром Павловичем Белоусом, отцом Леонтия и членом городского совета Нарвы. Их жены и дети остались при них, и нет сомнений, что молодой Леонтий отправился вслед за своим отцом и дедом. В Стокгольме правительство Швеции приняло их с уважением, поскольку оно не особенно верило подозрениям на их счёт, и Павел Белоус отдавал взаймы короне крупные суммы. По всем признакам видно, что, по крайней мере, семья Белоусов относилась к шведской короне лояльно, хотя бы потому что у них были широкие торговые интересы в Нарве и они торговали относительно свободно с Россией и Западной Европой. (Яков Белоус был совладельцем крупнейшего торгового корабля Нарвы, который плавал в Лондон.) Когда русские семьи в июле 1657 года вновь получили паспорта в Ингерманландию с дозволением поселиться в сожженном русскими войсками в1656 году городе Ниене (чего, видимо, никогда не случилось), остаётся не совсем ясным, вернулся ли Пётр Павлович Белоус с сыном вместе с остальными. Он, без сомнения, участвовал в торговле, которую его братья вели между Псковом и Нарвой (см. ниже), но также известно, что он умер в Стокгольме в январе 1666, оставив там значительную часть своих доходов ещё с 1656 года. Сын Леонтий, который провел зиму 1665—66 гг. в Стокгольме, мог либо в это время жить там с отцом, либо вернуться туда вместе с ним для того, чтобы разрешить семейные денежные дела. В своей переписке с правительством Леонтий называет Нарву своим истинным местом жительства, выражаясь при этом на немецком языке. Шведский язык он так и не овладел. В Стокгольме он, кажется, представлял собой интересы ивангородских и нарвских русских и также пытался увезти доходы почившего отца с собой в Ингерманландию без пошлин и налогов.
Зимой 1665—66 гг. Леонтий Белоус переписывал собрание переведённых королевских писем, касающихся Ивангорода, русского населения Нарвы и др. вопросов, для своего свойственника, также высланного в Стокгольм в 1656 году. В этом сборнике он написал и своё, вероятно только что сочинённое, своеобразное витийственное стихотворение «Плач о реке Нарове» («О плач Наровеск»), известное на сегодняшний день только в авторской рукописи. Патетическое обращение к реке, «О преславная Нарова!», возникает девять раз в этом коротком тексте. В частности и это навело Д.С. Лихачёва на мысль о родстве этого стихотворения с акафистным творчеством, но и по другим особенностям сборника видно, что Леонтий интересовался литургическими текстами. Язык Белоуса, а также его скоропись, имеют множество черт характерных для белорусской письменности. Между тем сложно объяснить это явление недавней историей семьи исходя из той мысли, что Белоус мог быть рождён за пределами Ингерманландии, как полагал Лихачев. Его прадед числится среди ивангородских посадских людей, по крайней мере, с 1637 года и в 1656 году пишет короне от имени сына Якова и одного его коллеги, что те рождены на шведской земле. На самом деле, мы знаем совсем немного о языковой ситуации в сугубо торговом городе Ивангороде в XVII веке и о гом, что там представлял собой «нейтральный» письменный язык. Также стоит вспомнить, что «русский» школьный учитель Ивангорода с 1644 г. (то есть в юные годы Леонтия Белоуса) был родом «из Польши» и мог оказать существенное воздействие на своих учеников, направляя их в сторону тогда процветавшей белорусской и украинской письменности.
Плач посвящен тем бедам, которые недавно выдались русским Ивангорода и Нарвы в связи с выселением из родных мест, а в особенности с новой мыслью короля, подсказанной, несомненно, бюргерами Нарвы, переселить их как из сожженного предместья, так и из старых их домов под Ивангородом, в село Юала (а у Белоуса «Юлда») выше Ивангорода по течению Наровы, совсем близко к русской границе. Как Белоус об этом пишет в челобитной к молодому королю: это «возли самого рускаго рубежа место пусто, возли воды, за полмили от иванегорода деревня»), где опасно будет жить по сравнению с Ивангородом и Нарвою («просим на тех местах, где населились даи поткрепит крепостию для воинских времень чтоб помочь з города была б»). Вдобавок ко всему «бесчестно с ыванегородскаго посада честным боргаром [т.е. бюргерам, но здесь из шв. borgare] да нести домы свои в деревню к рубежу рускому».
В плаче об этом более поэтически говорится: «О преславная Нарова, аще забудем тебя, егда изведени | с плачем и воплем многим, иж срамляютсе суседи наши зрети | ны в толиком смирении и безъчестьи и срамоте». И: «О преславная Нарова, от твоего недра изято бе страшнаго Бога | изволением на пищу плоти человечестей», зато ныне «в недре твоем уселися населенцы». В отличие от канцелярской челобитной, в этом гимне Реке и ее «струе . . . яснейшей», любовь к родным краям находит естественное, пафосное выражение: «О преславная Нарова, почитаема ото всей населной [т.е. туземной] братии нашей | И славиласе ими зело и славитися имущей», «Имя твое Нравленное, от езера исходимое | и до моря врыскаючи, смещался недра твое, племя мое»!
Безусловно, на Белоуса также подействовало и то, как его родная земля сильно страдала за прошедшие десятилетия, как и нередко повторяющиеся но не осуществившиеся угрозы о том, что население Ивангорода (а позднее нарвского предместья) переселят в какое–нибудь другое место, а не только в Юалу, из оборонных или торговых соображений. Помимо того, что шведские власти всячески способствовали конфирмации православных в лютеранство (не используя, однако, принудительные методы по отношению к русскоговорящим православным), русско-шведская война прошлась по Ингерманландии безжалостно. Новая Троицкая церковь в нарвском предместье сгорела из-за небрежности пономаря где-то около 1653 года и, по-видимому, к началу войны так и не была восстановлена. А в октябре 1657 года войска князя Хованского сожгли дотла всё русское предместье и увезли с собой двоих, из троих, имевшихся в городе православных священников. Они ещё в 1665 году не были отпущены из своего плена во Гдове, на что Белоус жаловался в вышеупомянутой челобитной к королю. Ситуация была аналогичная по всей провинции.
С 1666 года дальнейшая судьба Белоуса пока не известна, но поскольку его рукопись хранится сегодня в России и вполне возможно, что он в конце концов вернулся в Ингерманландию. В том, что его семья не потеряла своего значимого положения, можно убедиться, зная, что они с 1659 года, когда Яков Белоус надолго переехал в Псков, продолжали вести успешную торговлю между Псковом и Нарвой, с ещё одним партнёром из немецких бюргеров Нарвы. Когда Яков вернулся обратно в Нарву, он стал в 1677 году полноправным бюргером самого города, а не только русского предместья. В подобной роли мы никогда не видим Леонтия, поэтому, можем предположить, что он умер достаточно рано. В 1670 году комендант Ниеншанца замешан в процессе против «наследников Белоуса», который, видимо, имел какое-то отношение к их торговле со Псковом; но пока неизвестно была ли это реакция на смерть Перта Павловича или неизвестно когда почившего Павла Леонтьевича или к этому времени умер сам Леонтий Петрович.
/А.И. Пересветов-Мурат praeclarissimus
Community Info